Per anus ad astra
999 слов.
читать дальшеШерлок знает, о чём думает Джон. Под неподвижным, тяжелым взглядом Шерлока думать неуютно, но Джон никак не может перестать. И гадает, почему Шерлок смотрит, но ничего не говорит. Жалеет? Ревнует? Удивляется степени человеческой глупости?
Джон вспоминает о Джиме. Вспоминает о Мориарти.
Воспаленная память скрещивается с воображением, Джим перед внутренним взором Джона улыбается, и у него вырастают аккуратные острые клыки, Джим гладит Джона по щеке, рассекая кожу — и совсем небольно — невесть откуда взявшимися когтями, Джим целует Джона, и становится тяжело дышать, Джон стонет, стон переходит в надтреснутый вой рушащихся перекрытий, жар желания перетекает в ревущее пламя.
Новый психотерапевт, пожилой и полулысый, посоветовал Джону записать терзающие его воспоминания в блог.
Джон послал психотерапевта к черту.
Гарри в блоге в комментариях к последней записи спрашивает, почему он больше не пишет, и почему не приехал к ней на день рождения. И даже не позвонил.
Джон закрывает браузер, закрывает глаза. Перед глазами улыбка Джима; на коже ловкие пальцы Джима; в ушах мурлыкающий голос Джима.
Я идиот, думает Джон.
Это был обман, думает Джон.
Выброси всё из головы, живи дальше, встряхнись, говорит себе Джон.
Он не может застегнуть молнию куртки без того, чтобы не вспомнить о вечере в пабе.
Всякий раз у него встает на простое движение руки снизу вверх и ощущение гладкого металла под пальцами, и спустя три дня борьбы с собой — он проигрывает себе, безнадежно, кто, кроме психотерапевта, которому за это платят, мог бы ожидать иного — Джон вешает куртку в шкаф и начинает носить старый плащ.
На пуговицах.
@ @ @
Однажды ночью Шерлок играет на скрипке. Джон то и дело засыпает, но выныривает из сна всякий раз, как жалобные, воющие ноты достигают едва ли не границ ультразвука и начинают резать ухо.
Под утро слышится глухой треск, и всё стихает, но в тишине сон уходит, словно Джона окатили ледяной водой.
Он спускается в гостиную — там пусто и прохладно, и обломки скрипки, в ярости брошенной в стену.
Джон берет в руки легкие, сухие обломки дерева, пытается распрямить завихрившиеся струны, листает затрепанные ноты. Он когда-то учился музыке, но не может сейчас припомнить ни единой ноты.
Он ведет пальцем по нотному стану, прослеживая мелодию по бумаге — вверх, вверх, как прерывистые, тонкие стоны Джима, неожиданно вниз — резкий вдох, длинная почти ровная линия, подписанная moderato, — шепот, счастливый, смешливый, довольный шепот: Джон, а-ах, да, Джон, так, да, не останавливайся.
Джон собирает обломки скрипки в футляр, кладет ноты в шкаф, выметает щепки.
Шерлок не выходит из своей спальни, но Джон замечает его силуэт сквозь штору на окне, оглянувшись уже на улице.
Что я наделал, думает Джон, ежась в слишком легком плаще.
Я ведь ничего не делал. Я не виноват.
Никто, наверное, не виноват.
От этой мысли Джону не становится спокойней, но это правильная мысль, которая должна примирить его с самим собой и с жизнью.
Психотерапевту понравится, когда Джон о ней расскажет.
О том, что психотерапевту платят не за то, чтобы он был доволен, а за то, чтобы доволен был клиент, Джону с легкостью удаётся не думать.
@ @ @
На ужин у Джима — полуфабрикатная пицца и крупный холдинг по производству медицинской нанотехники.
К тому моменту, как в коробке остаются только крошки и жирные пятна, база данных холдинга взломана. Джим не отказывает себе в удовольствии вывесить на главной странице их сайта изображение огромного ухмыляющегося смайлика и выходит в скайп, связаться с заказчиком.
Заказчик, в свою очередь, свято уверен, что уж кто-кто, а он здесь не пальцем делан: Джим отлавливает вирус-червячок, пока тот пытается угнездиться среди системных файлов, — о-оу, принудительное включение веб-камеры, любопытство ещё никого не довело до добра, господин заказчик мистер Х, чью анонимность раскрыть проще, чем коробку с пиццей.
Джим привязывает веб-камеру к статичной, но от того не менее интересной фотографии оттопыренного среднего пальца, и позволяет червячку найти немножко свободного места там, где ему хотелось.
Переговоры с заказчиком завершаются чрезвычайно быстро, к немалому удовольствию и выгоде Джима.
Джим разглядывает продукцию холдинга, гуляя по взломанному сайту — глянцевые медсестрички, голливудские доктора, крошечные роботы, интерактивные мониторы, с которых перед съемкой забыли отлепить заводскую пленку, искажающую цвета.
Он представляет себе в этой сиропно-паточной картине врача из реальной жизни и смеётся. Холдинг заслуживал того, что получил, за своё дурновкусие, определенно.
У Джима только один знакомый врач, непроходимый идиот, как и все прочие люди, но достаточно квалифицированный, чтобы служить в данном случае мерилом. Джим вспоминает колючую светлую щетину на подбородке Джона Уотсона, его честные и жадные синие глаза, его неожиданно умелые губы.
Нельзя быть таким доверчивым дураком, раздраженно думает Джим, захлопывая ноутбук. Кто угодно может назваться кем угодно, если всем верить, на этом свете не задержишься.
Впрочем, дуракам везет.
После взрыва в бассейне на Джоне ни царапины.
После взрыва Джим следит через камеры внутреннего наблюдения госпиталя, как Джон неотлучно сидит у постели Шерлока, из которого вынули груду металлолома, это похоже на немое концептуальное кино, никакого сюжета, зернистая картинка рябит, грудь мерно дышащего Шерлока вздымается, на лице Джона отражаются все его мысли, так же ясно, как если бы он написал их на бумажке и поднёс её к камере, все предсказуемо-тоскливые мысли.
После взрыва Джим раз в два-три дня растягивается на простынях и ласкает себя, медленно, тщательно, под задыхающийся шепот из воспоминаний, под всплывающую память о судорожном движении светлых ресниц, под ноющую боль в давно прошедших характерных синяках на бедрах.
Джиму свойственно скучать по игрушкам, которые он не успел или не смог сломать.
Джон Уотсон — из таких. Стойкий оловянный солдатик, оставшийся собой даже после того, как злой тролль расплавил его в бессмысленную лужицу олова; банальный до тошноты, скучный до вывиха челюстей, предсказуемый на несколько лет вперед.
Джим скучает по замечательной игрушке, оказавшейся, как выяснилось, не из олова, а из чего-то жаропрочного.
Джим жаждет узнать, из чего именно.
@ @ @
— Здравствуй, Джон, — говорит Джим.
Джон мгновенно вскидывает пистолет, не отрывая взгляда от лица Джима, от улыбки, от сияющих глаз.
— Не торопись, Джон, — говорит Джим.
На старом плаще пляшут красные точки лазерных прицелов.
— Ты даже не поздороваешься, Джон? — говорит Джим.
Джон молчит. Его пальцы поверх рукоятки дрожат, по темному металлу дула и сквозь точки прицелов на его груди ползут капли грязного лондонского дождя.
Выстрел прокатывается эхом по переулку, ему вторит удар грома.
Люди, живущие неподалеку, беспокойно ворочаются во сне.
читать дальшеШерлок знает, о чём думает Джон. Под неподвижным, тяжелым взглядом Шерлока думать неуютно, но Джон никак не может перестать. И гадает, почему Шерлок смотрит, но ничего не говорит. Жалеет? Ревнует? Удивляется степени человеческой глупости?
Джон вспоминает о Джиме. Вспоминает о Мориарти.
Воспаленная память скрещивается с воображением, Джим перед внутренним взором Джона улыбается, и у него вырастают аккуратные острые клыки, Джим гладит Джона по щеке, рассекая кожу — и совсем небольно — невесть откуда взявшимися когтями, Джим целует Джона, и становится тяжело дышать, Джон стонет, стон переходит в надтреснутый вой рушащихся перекрытий, жар желания перетекает в ревущее пламя.
Новый психотерапевт, пожилой и полулысый, посоветовал Джону записать терзающие его воспоминания в блог.
Джон послал психотерапевта к черту.
Гарри в блоге в комментариях к последней записи спрашивает, почему он больше не пишет, и почему не приехал к ней на день рождения. И даже не позвонил.
Джон закрывает браузер, закрывает глаза. Перед глазами улыбка Джима; на коже ловкие пальцы Джима; в ушах мурлыкающий голос Джима.
Я идиот, думает Джон.
Это был обман, думает Джон.
Выброси всё из головы, живи дальше, встряхнись, говорит себе Джон.
Он не может застегнуть молнию куртки без того, чтобы не вспомнить о вечере в пабе.
Всякий раз у него встает на простое движение руки снизу вверх и ощущение гладкого металла под пальцами, и спустя три дня борьбы с собой — он проигрывает себе, безнадежно, кто, кроме психотерапевта, которому за это платят, мог бы ожидать иного — Джон вешает куртку в шкаф и начинает носить старый плащ.
На пуговицах.
@ @ @
Однажды ночью Шерлок играет на скрипке. Джон то и дело засыпает, но выныривает из сна всякий раз, как жалобные, воющие ноты достигают едва ли не границ ультразвука и начинают резать ухо.
Под утро слышится глухой треск, и всё стихает, но в тишине сон уходит, словно Джона окатили ледяной водой.
Он спускается в гостиную — там пусто и прохладно, и обломки скрипки, в ярости брошенной в стену.
Джон берет в руки легкие, сухие обломки дерева, пытается распрямить завихрившиеся струны, листает затрепанные ноты. Он когда-то учился музыке, но не может сейчас припомнить ни единой ноты.
Он ведет пальцем по нотному стану, прослеживая мелодию по бумаге — вверх, вверх, как прерывистые, тонкие стоны Джима, неожиданно вниз — резкий вдох, длинная почти ровная линия, подписанная moderato, — шепот, счастливый, смешливый, довольный шепот: Джон, а-ах, да, Джон, так, да, не останавливайся.
Джон собирает обломки скрипки в футляр, кладет ноты в шкаф, выметает щепки.
Шерлок не выходит из своей спальни, но Джон замечает его силуэт сквозь штору на окне, оглянувшись уже на улице.
Что я наделал, думает Джон, ежась в слишком легком плаще.
Я ведь ничего не делал. Я не виноват.
Никто, наверное, не виноват.
От этой мысли Джону не становится спокойней, но это правильная мысль, которая должна примирить его с самим собой и с жизнью.
Психотерапевту понравится, когда Джон о ней расскажет.
О том, что психотерапевту платят не за то, чтобы он был доволен, а за то, чтобы доволен был клиент, Джону с легкостью удаётся не думать.
@ @ @
На ужин у Джима — полуфабрикатная пицца и крупный холдинг по производству медицинской нанотехники.
К тому моменту, как в коробке остаются только крошки и жирные пятна, база данных холдинга взломана. Джим не отказывает себе в удовольствии вывесить на главной странице их сайта изображение огромного ухмыляющегося смайлика и выходит в скайп, связаться с заказчиком.
Заказчик, в свою очередь, свято уверен, что уж кто-кто, а он здесь не пальцем делан: Джим отлавливает вирус-червячок, пока тот пытается угнездиться среди системных файлов, — о-оу, принудительное включение веб-камеры, любопытство ещё никого не довело до добра, господин заказчик мистер Х, чью анонимность раскрыть проще, чем коробку с пиццей.
Джим привязывает веб-камеру к статичной, но от того не менее интересной фотографии оттопыренного среднего пальца, и позволяет червячку найти немножко свободного места там, где ему хотелось.
Переговоры с заказчиком завершаются чрезвычайно быстро, к немалому удовольствию и выгоде Джима.
Джим разглядывает продукцию холдинга, гуляя по взломанному сайту — глянцевые медсестрички, голливудские доктора, крошечные роботы, интерактивные мониторы, с которых перед съемкой забыли отлепить заводскую пленку, искажающую цвета.
Он представляет себе в этой сиропно-паточной картине врача из реальной жизни и смеётся. Холдинг заслуживал того, что получил, за своё дурновкусие, определенно.
У Джима только один знакомый врач, непроходимый идиот, как и все прочие люди, но достаточно квалифицированный, чтобы служить в данном случае мерилом. Джим вспоминает колючую светлую щетину на подбородке Джона Уотсона, его честные и жадные синие глаза, его неожиданно умелые губы.
Нельзя быть таким доверчивым дураком, раздраженно думает Джим, захлопывая ноутбук. Кто угодно может назваться кем угодно, если всем верить, на этом свете не задержишься.
Впрочем, дуракам везет.
После взрыва в бассейне на Джоне ни царапины.
После взрыва Джим следит через камеры внутреннего наблюдения госпиталя, как Джон неотлучно сидит у постели Шерлока, из которого вынули груду металлолома, это похоже на немое концептуальное кино, никакого сюжета, зернистая картинка рябит, грудь мерно дышащего Шерлока вздымается, на лице Джона отражаются все его мысли, так же ясно, как если бы он написал их на бумажке и поднёс её к камере, все предсказуемо-тоскливые мысли.
После взрыва Джим раз в два-три дня растягивается на простынях и ласкает себя, медленно, тщательно, под задыхающийся шепот из воспоминаний, под всплывающую память о судорожном движении светлых ресниц, под ноющую боль в давно прошедших характерных синяках на бедрах.
Джиму свойственно скучать по игрушкам, которые он не успел или не смог сломать.
Джон Уотсон — из таких. Стойкий оловянный солдатик, оставшийся собой даже после того, как злой тролль расплавил его в бессмысленную лужицу олова; банальный до тошноты, скучный до вывиха челюстей, предсказуемый на несколько лет вперед.
Джим скучает по замечательной игрушке, оказавшейся, как выяснилось, не из олова, а из чего-то жаропрочного.
Джим жаждет узнать, из чего именно.
@ @ @
— Здравствуй, Джон, — говорит Джим.
Джон мгновенно вскидывает пистолет, не отрывая взгляда от лица Джима, от улыбки, от сияющих глаз.
— Не торопись, Джон, — говорит Джим.
На старом плаще пляшут красные точки лазерных прицелов.
— Ты даже не поздороваешься, Джон? — говорит Джим.
Джон молчит. Его пальцы поверх рукоятки дрожат, по темному металлу дула и сквозь точки прицелов на его груди ползут капли грязного лондонского дождя.
Выстрел прокатывается эхом по переулку, ему вторит удар грома.
Люди, живущие неподалеку, беспокойно ворочаются во сне.
@темы: Texts, Watson+Moriarty=BANG!, Sherlock Holmes
-
-
09.02.2011 в 16:18-
-
09.02.2011 в 20:04-
-
24.06.2011 в 11:03-
-
25.06.2011 в 18:37Спасибо
-
-
26.06.2011 в 14:49-
-
26.06.2011 в 20:11Спасибо
-
-
20.12.2012 в 20:34Фотоальбом был первым рассказом, который я прочитала по этому пейрингу. И я в этот рассказ влюбилась. Я до сих пор его люблю невозможно, потому что он невероятно логичен и понятен, там много эмоций, много страсти и ненависти, много душевных терзаний. там такой великолепный Джим. Я перечитала его раз пять наверное, что мне очень несвойственно, обычно макси я даже не осиливаю до конца, а тут перечитываю.. Ваш рассказ у меня в числе двух любимых по этому сериалу. Тех, которых я не забуду.
Так, к чему я начала писать это здесь))))) Этот рассказ я читала на сообществе Джима и он мне тоже очень понравился, опять же, в нём есть внутренняя связь, логичность. Не знаю, мой любимый эпизод с курткой, и то, как Джон перешёл потом на пальто.. Джим, у которого на обед пицца и крупный холдинг (эту фразу я кстати запомнила и она у меня вечно крутится, я всё время забываю, откуда она, но теперь запомню точно)). И это для меня такой важный штрих Мориарти...Я про этот рассказ помню, и это для меня самой уже признак - потому что громадная часть прочитанного забывается...
Нельзя быть таким доверчивым дураком, раздраженно думает Джим, захлопывая ноутбук. Кто угодно может назваться кем угодно, если всем верить, на этом свете не задержишься.
Ну а это можно в цитаты жизни поставить)) Это гениально, это правда девиз) Это потрясающе))
Так вот, сегодня, благодаря вашему дневнику, я наконец сложила два любимых мной рассказа и получила в сумме одного любимого автора))) Спасибо вам)))
Ну и конечно, возможность сиквела к Фотоальбому меня привела в невозможный восторг)) Пусть пока только возможность)