Кроссовер "Доктора Кто" и "Снежной королевы".

[ciclamino]

Название: -
Автор: Цикламино
Персонажи: Доктор, Джек Харкнесс
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: Что случилось в чертогах Снежной королевы и что случилось потом (с)
Примечание: для  EffieL, которая, увидев тег для пейринга Доктор/Джек, захотела именно такой кроссовер.
Размер: мини (1237 слов)
Статус: закончен.

Читать дальше

- Кай? – спрашивает Доктор.

- Джек, - поправляет его человек в расстегнутом пальто.

Доктор окидывает взглядом болтающиеся пуговицы этого пальто, и они покрываются инеем. Он смотрит на лицо Джека, и улыбающиеся губы синеют, а ресницы обрастают льдом, густо и прочно, так что Джек вынужден зажмуриться и протереть глаза руками.

- Тебе бы стоило обзавестись центральным отоплением, - говорит Джек, растирая друг о друга озябшие ладони.

Доктор чувствует, как бьётся горячее сердце Джека, как бежит под его кожей азартно-кипучая, соленая, яркая кровь, разгоняя сухой, колкий холод. Чтобы сделать эту кровь хрупкой и ломкой – ею можно было бы охлаждать коктейли; коктейли… - чтобы остановить это раздражающе живое сердце, понадобится всего один выдох. У стен стоит много статуй, за давностью лет покрывшихся столь толстым слоем мутного льда, что невозможно сказать, кто они, каковы они, стары или молоды, рыжие или, может, темноволосые, с высокими скулами или с ямочками на щеках, ждали они такой смерти или не ждали, мужчины они, женщины или кто-то ещё; Доктор не вполне уверен, он ли когда-то давно расставил их вдоль стен, или Та-кто-была-до-него, безымянная сверкающая тень. В том, чтобы поставить Джека рядом с этими статуями – до завершения ряда как раз не хватает одной фигуры у самого трона, как удачно, что ты зашел ко мне этим снежным, снежным вечером – Доктору чудится что-то неправильное, раздражающее, как щекотные крылья игривых снежных бабочек, как обрывочная память о Той-кто-была-до-него – он думает о ней, как о сверкающей тени, но разве тени могут сверкать, ведь они должны быть темными?

Могут ли тени не сверкать, спрашивает Доктор у самого себя, но не получает ответа.

Джек смотрит на Доктора внимательно; у него чересчур жаркие голубые глаза, и Доктор отводит взгляд.

- Вон там лежат кусочки льда, - Доктор показывает, где, но Джек не смотрит в нужный угол, а смотрит отчего-то на ногти Доктора, блестящие и прозрачные, и на его ладонь, отражающую свет. – Собери из них слово «вечность», и получишь…

Доктор на миг запинается, и Джек охотно подсказывает:

- Весь мир и тюбик банановой смазки… то есть, коньки, я хотел сказать, коньки… впридачу?

- Весь мир, - кивает Доктор. – И всё, что захочешь, - впридачу.

Джеку нет нужды обещать коньки; Джек выглядит достаточно взрослым и здравомыслящим, чтобы больше польститься на посулы целого мира, чем на коньки.

Доктор, правда, не знает точно, сможет ли он отдать Джеку весь мир, если тот сложит требуемое слово, но даже если не сможет, то это, как представляется Доктору, не так уж страшно. Джек выглядит так, будто весь мир у него был, но он оставил эту непомерную сладкую ношу где-то далеко и давно позади и пришёл к Доктору.

Возможно, думает Доктор, Джек не так уж и здравомыслящ, как кажется.

Джек присаживается на корточки перед кусочками льда, отбрасывая назад полы пальто. Доктор наблюдает за тем, как Джек касается кусочков льда кончиками пальцев, и лед дымится, и Джек вполголоса выдыхает слова, которых Доктор не может разобрать, и зажимает мгновенно отмерзшие пальцы во рту, на горячем влажном языке.

Доктор вспоминает Кая, которого на самом деле никогда не видел, и его холодную кожу, день ото дня всё более застывавшую, и вспоминает Герду, чьё сердце, пылавшее любовью и страхом, растопило лед в Кае; Доктор вспоминает череду других, чьи имена почти ничего ему не говорят, тех, кто был спасен, и тех, кто до сих пор стоит вдоль стен, скрытый наросшими слоями льда. Все они были уже так холодны, так непростительно холодны, когда приходили сюда, сами или следуя за сверкающими глазами Той-кто-была-до-него, что видеть Джека почти больно. Его сердце пылает, но в нём нет страха. Доктор прикрывает глаза, начавшие отчего-то таять и катиться по щекам медленными, крупными каплями, и сквозь ресницы различает, что Джек старше льда, который обжег его, и младше снежной бабочки, вьющейся у него за плечом, – а ведь снежные бабочки рождаются и умирают каждую минуту, а то и чаще, если им не повезет попасть под порыв ветра.

- По-моему, - говорит Джек, - их кто-то уже собрал до меня.

Доктор подходит ближе – но не слишком близко, опасно подходить близко, это всё равно, что кидаться в костер – и всматривается в кусочки льда, складывающиеся в странные, чем-то знакомые фигуры.

Доктор уверен, что когда-то видел это, и видел не здесь, не в углу тронного зала, но не может вспомнить, где. Почему-то он знает, что это слово «вечность», хотя это ничем не похоже на буквы, а больше похоже на бездумный абстрактный рисунок в углу страницы.

- Я не специалист, - продолжает Джек, не оборачиваясь, - но мне кажется, что это по-галлифрейски.

Доктору внезапно становится нечем дышать; глаза начинает не на шутку жечь, и талые капли катятся по его лицу уже торопливо, дробно-суетливо. Он хватает ртом воздух, но ловит только капли, странным образом соленые, как морская вода.

- Доктор, Доктор, - говорит Джек, и в его голосе звучит такая невыносимо теплая нежность, что кожа Доктора тускнеет и начинает отчаянно болеть, и блеск сползает с ногтей на пол бесформенными лужицами. – Ты сложил это чертово слово, а в награду у тебя отобрали весь мир вместо того, чтобы его дать. Наверное, и коньки пожадничали вручить, да?

Доктор не может ответить, но кивает, как будто Джек, всё ещё сидящий к нему спиной, может это увидеть, здесь нет никаких коньков, - здесь только холод и лед, чистый лед, ни разу за многие, многие зимы не взрезанный стальными лезвиями; Доктор крепко зажмуривается, но его веки по-прежнему прозрачны достаточно, чтобы он увидел, как Джек взмахивает рукой и сметает с таким тщанием выложенное слово с лица Земли. Он уже не видит, как осколки со стуком сбиваются в углу в бесформенную кучу, потому что его веки не прозрачные больше, и он больше не может остановить сердце Джека, выдохнув немного холода, и он больше не помнит в лицо глупого тщеславного мальчишку Кая, и снежные бабочки больше не могут безнаказанно касаться тонкими крыльями его щек, и, и… и у него ужасно замерз нос. Он чувствует это.

Нос всегда согревается последним, даже после ладоней и ступней.

Хорошо бы выпить горячего чаю, думает Доктор, или хотя бы залезть под толстое одеяло с головой.

Разумный андроид. Оживший миф. Иная форма жизни – с планеты настолько далекой, что Доктору до сих пор не довелось там побывать. Человек со слишком развитыми пси-способностями. Доктор так и не узнал – и не узнает – кем она была; он знает только, что оказался единственным, способным принять тяжесть её снежного венца и остаться в живых.

Может быть, это и был «весь мир» в её понимании, и она честно отдала ему наивысочайшую награду, какую могла. Может быть.

Джек накидывает ему на плечи своё тяжелое пальто, и Доктор тщательно вычищает ногтем лед из вытисненных на пуговицах мелких букв, вполне обычных земных букв латинского алфавита, складывающихся в слово «США» - слава Рассилону, не имеющее никакого отношения к вечности. И к Рассилону тоже, но это неважно.

- Пойдём отсюда, - предлагает Джек. – По-моему, я уже подцепил насморк, - и он в подтверждение своих слов громогласно чихает.

За троном они всё-таки находят целый склад коньков – Доктор готов поклясться, что их никогда не надевали, и что если бы не холод, пронизавший кожу ботинок, та давным-давно бы сгнила. Они выбирают себе пары по размеру, и Джек закручивает Доктора в лихом парном волчке, а потом вскидывает его над головой, придерживая за пояс, и Доктор выгибается в ладонях Джека именно так, как нужно, - так, как необходимо для сохранения равновесия.

Если Джек невовремя отпустит, если Доктор сделает неверное движение, они оба рухнут на твердый лёд.

Но они не падают, и их путь прочь от ледяного дворца змеится двумя ровными парами узких следов от лезвий.

Змеится до тех пор, пока не приходит конец льду под ногами, и зеленая трава не пробивается в трещины на стылой земле.