Неожиданно, хотсон Далеко не лучший мой текст, но он помог мне закрыть мой хотсон-гештальт.
Шерлок/Джон.
Ау, где Шерлоку 15 лет, а Джону за 25. Джон испытывает влечение к Шерлоку, но не может игнорировать возраст Шерлока.
Предупреждение: АУ насчет даты рождения Шерлока (не шестое января).
2413 слов- У меня завтра день рождения, - говорит Шерлок. – Подари мне череп.
- Что подарить? – Джон отвлекается от недозаполненной истории болезни. – Череп? Зачем?
- Я буду с ним дружить, - Шерлок, сидя на столе, болтает ногами; на джинсах у него дырка, сквозь дырку просвечивает светлое колено с уродливо-багровой царапиной.
Джон захлопывает историю болезни и смотрит на Шерлока пристально.
- Люди не дружат с черепами, - говорит он. – Люди дружат с другими людьми.
Джону часто приходится объяснять Шерлоку прописные истины, которые откуда-то известны всем остальным чуть ли не с рождения. Пока Шерлок слушает эти объяснения, Джон чувствует себя лицемером и круглым идиотом. Но Шерлоку стоит хотя бы знать, как это бывает у большинства, всё это, вся жизнь.
Шерлок слишком не такой, как прочие, чтобы эти объяснения не были нужны.
- Это скучно, - Шерлок подтягивает колено к подбородку, опираясь ступнёй о край стола, сутулится, укладывая подбородок на колено. Его губы – по-детски пухлые и темно-красные, почти как царапина, что находится теперь в паре сантиметров от них. – Люди скучные.
- Почему, - спрашивает Джон, - тебе интересно про хлораты и гидраты, но не интересно про людей? Ты ведь не молекула, Шерлок. Ты ведь тоже человек.
За окном темнеет, скоро Шерлок пойдёт домой – он всегда уходит вовремя, чтобы за ним не пришёл страстно, до дрожи ненавистный старший брат. За окном июнь, и Шерлок пропах сухой и жгучей летней пылью весь, от кудрей до когда-то белых кроссовок.
- Я не хочу быть человеком, - Шерлок складывает первый попавшийся под руку листок бумаги, пустой лекарственный рецепт; движения его пальцев ловкие, механические, из изгибов бумаги проступает разинувший пасть крокодил. – Да даже если бы я и хотел, толку с того.
Джон не умеет возражать Шерлоку. Как может Джон возражать, зная Шерлока, зная, сколько школ тот сменил, сколько по неосторожности разрушенных семей и загубленных карьер оставил позади, сколько знаний впитал беспорядочно, бессистемно, жадно, отвергая из всех лишь одно – знание о человеческой природе.
Иногда Джон чувствует себя слегка польщённым – Шерлок приходит к нему почти каждый день, чтобы просто поговорить. Должно быть, это означает, что он интересен Шерлоку.
Но это может означать и то, что Шерлоку давно хотелось череп в качестве домашнего любимца – этакую экономичную замену скотчтерьера или колли – и он решил сблизиться с врачом, чтобы выпросить такой подарок.
Джону неприятно думать, что Шерлок может оказаться… расчетливым.
Но Джон слишком мало понимает в том, каков Шерлок, в том, о чём Шерлок думает, когда его зрачки расширяются, и взгляд становится несфокусированным, в том, каким путем – ломаным, запутанным, извилистым – проходят электрические импульсы по нейронам его мозга.
Шерлоку пятнадцать, Джону двадцать пять.
Джон чувствует себя на десять лет моложе Шерлока, и не сказать, чтобы это было очень приятное чувство.
Шерлок спрыгивает со стола, подходит к Джону, касается его руки.
- Так ты подаришь мне череп?
Джон разглядывает руку Шерлока на своей ладони. Ногти острижены неровно, на указательном пальце – застарелый химический ожог; тонкие загорелые пальцы скрипача и очень любопытного мальчишки.
- По-твоему, я храню у себя дома в шкафу парочку скелетов? – спрашивает Джон в шутку. – Где мне взять для тебя череп? Я врач, а не маньяк-убийца и не некрофил.
- Некрофилия – не профессия, - педантично замечает Шерлок.
Джону кажется, что Шерлоку рановато знать о том, что такое некрофилия. С другой стороны, прочие пятнадцатилетние подростки думают о ней, как о чём-то грязном и запретном; для Шерлока она всего лишь факт. Как то, что у пчелы две пары крыльев, как то, что стрихнин был выделен в тысяча восемьсот восемнадцатом году, как то, что время в Кении на три часа опережает Гринвичское.
Джон чувствует тепло руки Шерлока, твердый шрам от зажившего пореза на мизинце, пульсацию крови Шерлока.
Шерлок обладает потрясающим умением сосредотачивать внимание на себе и поглощать его без остатка, впитывать чужое восхищение и негодование, словно он – кинговское чудовище, лишь притворяющееся человеком.
Возможно, Джон слишком драматизирует. В последнее время у него появилась такая привычка.
- Ты врач, - говорит Шерлок. – Ты знаешь, где его можно взять.
- Что ты сделаешь, если я тебе его не подарю? – Джон убирает руку, открывает позабытую историю болезни.
- Пойду на кладбище и откопаю сам, - фыркает Шерлок.
- Ты шутишь, - говорит Джон полувопросительно, полуутвердительно.
- Ничуть, - Шерлок берет у Джона из рук историю болезни, кладёт на полку – туда, куда Джон не дотянется сидя.
- Ты с самого начала мог так сделать, - Джон встаёт – так он может смотреть Шерлоку в глаза, а не рассматривать его снизу вверх. Шерлок высокий, длинноногий, порывистый; он напоминает Джону Черного Красавчика в беззаботные жеребячьи годы последнего. – Зачем ты попросил меня?
- Я хочу, чтобы ты мне его подарил, - глаза у Шерлока светлые, ясные – чистые глаза человека, не делающего и не замышляющего ничего дурного.
Джон трёт рукой лоб, стараясь сдержать внезапный нервный смех.
- Хорошо, - говорит он, чтобы закончить этот абсурдный разговор – куда более абсурдный, чем все их с Шерлоком разговоры за последние полгода, а это многого стоит. – Я подарю тебе череп. Ладно.
- Где ты его возьмешь? – Шерлок загорается, как спичка, расплывается в улыбке, сияет. – Где, скажи?
- Выкопаю на кладбище, - говорит Джон, примериваясь ущипнуть себя – не сон ли этот душный вечер в полутемном кабинете. – Найду достаточно старый. Или обокраду анатомический музей под покровом ночи.
- Лучше музей, - отвечает Шерлок серьезно. – Более гигиенично.
- Хорошо, - говорит Джон, - хорошо.
Джона душит смех.
* * *
Обокрасть анатомический музей Бартса оказывается достаточно просто: первокурсница Молли, подрабатывающая там ночным дежурным, крепко спит над любовным романом, связка ключей висит на крючке рядом с ней. Джон снимает их с крючка и проскальзывает в прохладную темноту музея практически бесшумно – разве что негромко кликнув-звякнув пару раз.
Самый маленький ключ подходит ко всем витринам – унифицированный хлипкий замок, наверняка поставленный после справедливого рассуждения: кому нужно вскрывать эти витрины, кому дались эти человеческие потроха в формалиновом маринаде и хрупкие от времени кости? Джон руками в резиновых перчатках достаёт череп из витрины – он пахнет так же, как Шерлок, сухостью и пылью, и Джон давит поползновение чихнуть.
Завернутый в рубашку череп аккуратно влезает в пакет из «Маркс и Спенсер», и Джон так же тихо уходит. Молли сопит, сжимая в руках свой роман, и Джону становится жаль её, когда он представляет себе, что будет с ней утром – как минимум, её ждёт серьезная выволочка.
Но он пообещал Шерлоку подарить череп – в приступе безумия и усталости, поддавшись странному нежеланию сопротивляться тому, чего хочет Шерлок, как бы абсурдно это ни было.
Джон всегда держит слово.
* * *
На следующий день Джон отпускает последнего пациента и, выждав минуту, привычно распахивает дверь кабинета: обычно Шерлок приходит за полчаса-час и ждёт, с ногами забравшись на потертый диван с обивкой из кожзаменителя.
Но сегодня Шерлока нет.
Джон косится на пакет, в котором лежит череп – пропажи, кстати, ещё никто не хватился, но Джон знает, это ненадолго, день-два, и Бартс будет гудеть новостью – и набирает СМС.
«Что-то случилось? Где ты?»
«Пришлось отмечать день рождения в семейном кругу», отвечает Шерлок. «Буду завтра».
Джон уносит череп домой, чувствуя себя грабителем-неудачником из малобюджетной комедии.
Дома он ставит череп на широкий подлокотник дивана и включает телевизор. Впрочем, новости не занимают его так, как молчаливый сосед цвета слоновой кости, жертва и плод его преступной деятельности.
- Ты ведь кем-то был, - говорит Джон, пока миловидная диктор на экране рассказывает о серии ограблений в Бирмингеме. – У тебя были мозги и лицо. Ты что-то думал. А потом умер и оказался в анатомическом театре, и станешь игрушкой для Шерлока Холмса.
Череп внимательно смотрит на Джона пустыми глазницами. Кажется, он будто даже рад перемене обстановки и открывающимся интригующим перспективам.
- Ты ведь не знаешь, кто такой Шерлок, - вспоминает Джон. – Это ребенок. Ему пятнадцать… сегодня исполнилось.
Джон молчит. Череп выжидательно смотрит.
- Я по большей части отношусь к нему не как к ребенку, - признаётся Джон. - Он видит и понимает слишком много. Я думаю, он гений. Вундеркинд. Только непонятно, в какой области: ему удаётся всё, но он ничем не хочет заниматься всю жизнь. Впрочем, эта самая жизнь у него всё ещё впереди, не может быть, чтобы он не нашёл себе занятие по вкусу.
Джон делает глоток остывшего чая.
- Понимаешь, - признаётся он черепу и ненадолго замолкает – было бы естественно в этот момент обратиться по имени, но у черепа нет имени. – Понимаешь, э-э… Джо, пускай ты будешь Джо… так вот, Джо, Шерлок необыкновенный. Вот погоди, он посмотрит на тебя своими светлыми глазами и сходу скажет, как тебя звали, любил ли ты носить галстуки, и сколько чая я выпил, пока с тобой разговаривал.
На улице темно, как в глазницах Джо.
- Я им восхищаюсь, - признаётся Джон доверительно. В конце концов, черепу можно сказать – если и ему нельзя, то кому тогда? – И хочу о нём заботиться, хотя о нём и без меня есть кому заботиться. У него есть отец, мать, старший брат – очень заносчивый и совершенно потрясающий тип, к слову сказать. Но Шерлок всё равно ведет себя так, словно он вообще один на свете и вокруг него вакуум, и на это больно смотреть. Господи, - Джон откидывается на спинку дивана, прикрыв глаза, - что я несу. Вроде даже не пьяный.
Джон нашаривает разрывающийся писком телефон и читает новое сообщение:
«Что ты сейчас делаешь? ШХ»
Джон печатает, помедлив:
«Разговариваю с черепом»
«О чём?»
«О тебе», честно отвечает Джон.
Шерлок молчит минут десять, а потом пишет:
«Ты скучаешь по мне?»
Джон вздрагивает.
«Почему ты спрашиваешь?»
«Я хочу знать»
Шерлок прямолинеен и стремителен, как скорый поезд. Джон вертит телефон в пальцах, прикидывая, что ответить.
«Да», пишет он.
И сразу же добавляет: «А ещё я хочу отдать тебе наконец этот чертов череп. Он не подходит к моей гостиной»
«Я могу прийти через час и забрать»
Джон вдыхает и выдыхает, медленно, глубоко; он представляет Шерлока, по-турецки сидящего на ковре, в темных джинсах, сливающихся по цвету с ворсом, и почему-то ещё с пятнышком крема в уголке губ, следом праздничного торта.
«Опасно ходить по улицам ночью», пишет Джон. «Мы с черепом подождём завтрашнего вечера»
«Со мной ничего не случится», упрямится Шерлок. «Я хочу тебя видеть»
«Сейчас? Зачем? Я никуда не денусь до завтра»
Шерлок вновь замолкает довольно надолго. Джон уже решает было, что Шерлок внял голосу разума, но следующее сообщение немедленно его в этом разубеждает.
«Я у твоего подъезда. Открой»
Это звучит не как просьба, но как приказ – и Джон подхватывается с дивана, едва не сбивая череп на пол.
На улице проливной летний дождь, и Шерлок вымок до нитки – Джон закрывает за ним дверь квартиры и, пока тот мотает головой, стряхивая с волос капли воды, ищет полотенце, достаточно большое, чтобы закутать Шерлока всего.
Рубашка Шерлока льнёт к его телу, облепляет мальчишески впалый живот и заострившиеся от холода соски. Джон расстёгивает рубашку Шерлока и стягивает её у него с плеч – Шерлок послушно приподнимает руки, чтобы Джону было удобнее, и принимает как должное руки Джона на своих плечах, поверх махрового полотенца.
Надо включить свет, думает Джон. На свету всё будет… проще.
- Ты бы хоть зонтик взял, - говорит Джон, чувствуя себя совершенно беспомощным. – Простудишься ведь.
- Ты меня вылечишь, - ухмыляется Шерлок; темная прядь волос прилипла к его лбу, пересекла бровь – Джон, забывшись, тянется убрать её, но отдергивает руку резко, словно обжегшись.
Шерлок смотрит на Джона очень внимательно.
- Я заварю тебе чаю, - говорит Джон и ретируется на кухню.
Джона бьёт мелкая дрожь; он затворяет кухонную дверь, надеясь, что Шерлок не пойдёт следом, и упирается лбом в кафельную стену.
Самое время, думает Джон, вспомнить, что он ребенок.
Ему пятнадцать лет.
С днём рождения, Шерлок. Получи свой подарочный набор – краденый череп по имени Джо, насморк и сумасшедшего Джона Уотсона, у которого стоит на твои костлявые влажные плечи.
Чайник посвистывает – или, будет вернее сказать, похрипывает, как в агонии, старый чайник, работающий натужно и через силу; Джон дышит в такт этим прерывистым хрипам, закрыв глаза, прижавшись спиной к стене.
Он напоит Шерлока горячим чаем и отправит домой в обнимку с черепом. Проводит по темным улицам сам или вызовет такси.
Шерлоку нельзя здесь оставаться.
- Я не думал, что ты и вправду украдешь для меня череп, - голос Шерлока звучит ниже, чем обычно – то ли это начинающаяся простуда, то ли ещё что-то. – Это так…
- Глупо? – подсказывает Джон, открывая глаза.
Шерлок стоит перед ним с Джо в руках и нервно облизывает и без того припухшие, яркие губы. Полотенце держится на его плечах буквально на честном слове, и Джон видит, как вздымается при вдохе грудь Шерлока.
Шерлок беззащитен, и Джону хочется дотронуться до него – успокаивающе, покровительственно. Позволит ли ему Шерлок – независимый, ранимый, до смешного гордый Шерлок – так обращаться с собой?
Джон чувствует себя водой, которая льётся в бездонную пропасть, безуспешно пытаясь её заполнить.
- Странно, - поправляет Шерлок и гладит Джо большим пальцем по теменной кости.
Как будто бы дело в этом – в том, чего хочет Шерлок.
Джон представляет себе цифру «15», выведенную шоколадным кремом на огромном торте, и пятнадцать свечек, которые Шерлок должен был задуть за один раз – округлив губы, сосредоточенно нахмурившись, чуть склонившись над столом.
Шерлок, скорее всего, понятия не имеет о том, почему Джон сбежал на кухню и заперся там, словно истеричная студентка колледжа. О том, почему Джон так старательно отводит взгляд. И тем лучше, гораздо лучше.
- Спасибо, - говорит Шерлок. – Это самый лучший подарок.
- Главное, никому не говори, где ты его взял, - улыбается Джон. – И вообще, лучше спрячь, пока суматоха в Бартсе не поутихнет.
Я же хочу тебя защитить, думает Джон. Почему я одновременно хочу трахнуть тебя здесь же, на собственном кухонном столе, и оставить на твоём плече багровый набухший след поцелуя-укуса?
Я ведь всегда хотел защитить тебя.
Я ведь всегда хотел присвоить тебя.
С первой долбаной встречи, когда ты рассказал мне, на каком боку я предпочитаю спать, сколько дней у меня не было девушки, и перед какой станцией метро я вляпался вчера в лужу.
Джон готов продать душу за то, чтобы Шерлок остался на ночь – разумеется, на диване, конечно же, в гостиной; Джон готов вывернуться наизнанку, лишь бы Шерлок ушёл вернулся сегодня домой – как можно скорее и так и не узнав ничего, что ему не следует знать.
Шерлок бережно кладёт Джо, молчаливого свидетеля этого невинного разговора, на кухонный стол и гладит Джона по щеке.
У Шерлока холодные пальцы.
Джон ловит его ладонь своей, удерживает, не отпускает, вжимается щекой.
Шерлок поднимает другую руку и медленно проводит большим пальцем по губам Джона – точно так же, как минуту назад по темени Джо.
Джон касается пальца Шерлока кончиком языка – у кожи Шерлока солоноватый, свежий привкус, почти горький, как у морской волны.
Цунами.
Шерлок стоит неподвижно, не отнимая рук.
Джон решается взглянуть Шерлоку в глаза.
Шерлок улыбается и делает шаг вперед.
Прислонившись виском к чайнику, Джо невозмутимо наблюдает за ними, и в его глазницах – непроглядная темнота.
С днём рождения, Шерлок Холмс.
Kink 8.09
Неожиданно, хотсон Далеко не лучший мой текст, но он помог мне закрыть мой хотсон-гештальт.
Шерлок/Джон.
Ау, где Шерлоку 15 лет, а Джону за 25. Джон испытывает влечение к Шерлоку, но не может игнорировать возраст Шерлока.
Предупреждение: АУ насчет даты рождения Шерлока (не шестое января).
2413 слов
Шерлок/Джон.
Ау, где Шерлоку 15 лет, а Джону за 25. Джон испытывает влечение к Шерлоку, но не может игнорировать возраст Шерлока.
Предупреждение: АУ насчет даты рождения Шерлока (не шестое января).
2413 слов